«Родину надо жалеть…». Как много смысла заложено в этих словах!
Наша малая Родина – Вятскополянский район. Богата земля наша талантливыми людьми. И среди них особое место занимает уроженец д.Заструги Василий Федорович Бабушкин.
Люйшунь… Мало кто из наших молодых современников сможет сказать, что так сегодня называется Порт-Артур. Построенный русскими в самом конце прошлого века на китайском полуострове Ляодун, этот город-порт был для каждого россиянина символом чести, патриотизма.
История города-легенды началась в марте 1898 года, когда Россия заключила с Китаем договор об аренде этого района. Тогда крепость Порт-Артур стала главной военно-морской базой Тихоокеанского флота.
На территории Люйшуня (Порт-Артура) находится самое большое захоронение иностранцев в Китае — Русское кладбище, площадь которого составляет около пяти гектаров.
В центре кладбища в 1912 г. русское правительство воздвигло в центре кладбища 8-метровый памятник в виде мраморного православного креста. На лицевой стороне монумента выбиты слова: “Вечная память доблестным защитникам Порт-Артура, жизнь свою положившим за Веру, Царя и Отечество. 1904 год”.
По неподтвержденным данным здесь на одном из могильных крестов написано и имя уроженца Вятской земли Василия Федоровича Бабушкина. Говорят, таким необычным способом японцы захотели увековечить память о русском матросе с крейсера «Баян», восхитившего их своей невиданной стойкостью, храбростью и патриотизмом. На самом же деле прах Василия Федоровича покоится на родной земле, в низовьях Вятки.
А родился будущий герой, полный кавалер ордена святого Георгия Победоносца, 24 декабря 1877 года (5 января 1878 года по новому стилю) в бедной крестьянской семье в деревне Заструги Старо-Трыкской волости Малмыжского уезда Вятской губернии (ныне микрорайон г. Сосновки Вятскополянского района Кировской области).
Отец Василия – Федор Степанович – владел небольшим крестьянским хозяйством. Мать Дарья Марковна слыла замечательной хозяйкой. В доме у нее все сверкало белизной и чистотой. И летом, и зимой заря заставала ее на ногах. Встанет, бывало, затемно, и целый день, не покладая рук, трудится по хозяйству.
Детей было много: пятеро братьев — Алексей-старший, Степан и Михаил, Алексей- младший и Василий, и три сестры — Зиновья, Наталья и Александра. Чтобы прокормиться, работы в хозяйстве доставалось каждому. В дружной, трудолюбивой семье Бабушкиных всем находилось дело по плечу.
Братья были крепкими, сильными, но младший Василий удивлял особенно. Даже священник отец Николай (Россомахин), крестивший новорожденного на следующий же день после появления на свет, взяв его на руки, не смог скрыть восхищения:
— Настоящего русского богатыря подарили миру! Дай Бог, тебе здоровья, Василий Федорович! – И бережно окунул малыша в купель.
Он и рос таким – здоровым, трудолюбивым, смекалистым. Однажды на распашке поля 12-летний Вася сам впрягся в плуг. Лошади в хозяйстве Бабушкиных не было. И он, мальчишка, справился с нелегкой работой!
К четырнадцати годам Василию по силе и красоте в деревне не было равных. От природы наделенный крепким телосложением, правильно очерченным, строгим лицом, он был несказанно привлекателен. Портрет паренька дополняли искрящиеся карие глаза, ранившие в последствии не одно девичье сердце. И очень легкими, озорными выглядели при этом его светлые, мягкие кудри.
Да и по характеру Василий отличался добродушием, мягкостью, отзывчивостью. О его смелости и благородстве, готовности защитить слабого в деревне знали все.
Жили Бабушкины бедно, но в доме всегда царил порядок. Родители требовали и от детей чистоты и опрятности. И девчонки, и мальчишки знали: попасть на глаза отцу в неряшливом виде, значит, заведомо вызвать его гнев.
Жизнь под родительским крылом для Василия оборвалась внезапно. И по его же воле.
Однажды под вечер Василий пришел домой в запачканной грязью одежде. Пришел вместе с другом Иваном Шумихиным. Почти вся семья уже сидела за большим столом и ужинала. Увидев Василия, старшие братья настороженно переглянулись.
Федор Степанович, хоть и был на селе первым из силачей, выглядел рядом с младшим сыном хрупкой статуэткой. Однако суровость его заставила Василия сжаться.
— Не стыдно тебе людей пугать? – грозно спросил отец, привстав со стула.
— Да мы лодку с Иваном ремонтировали, — начал было оправдываться Василий. – Я ее на берег вытаскивал, вот и извозил штаны.
— Неважно, чем ты занимался, только появляться на улице в непотребном виде негоже. Через всю деревню, небось, шел. Позоришь отца с матерью! — Федор Степанович в гневе схватил со стола ложку, скрутил ее в тугой узел и бросил под ноги: — Чтоб я не видел тебя таким! Сейчас же приведи себя в порядок!
Иван, оказавшийся невольным свидетелем гнева Федора Степановича, тут же выскочил за дверь.
Василий не стал больше оправдываться. В глазах сверкнули слезы. Жгучая обида ударила в сердце – ведь знал отец, что он помогал другу чинить лодку. Знал! А вот отчитал перед братьями, перед другом, как сопливого мальчишку. Василий, поднял ложку и, разогнув точно скрепку, положил ее на стол.
Сняв с гвоздя в прихожей холщевую куртку, он выбежал из дома и, ни с кем не попрощавшись, пошел, куда глаза глядят. Долго сидел на берегу Вятки. Вернуться домой? Не позволяла гордость. Да и обида еще не улеглась. Но куда теперь?
А в это время мимо Василия проплывал пароход, тянувший плоты на Астрахань. И Василия вдруг осенило – он понял, куда ему направить свое необузданное самолюбие.
О своем решении пойти сплавщиком на реку или плотогоном он сообщил только своему другу Ивану Шумихину. А вернется он сказал только тогда, когда будет богато и красиво одет!
В Матане, небольшой пристани лесосплавщиков, Василий устроился работать плотогоном. Смелый, трудолюбивый, он быстро прижился на лесосплаве. Работал на реках Волго-Камского бассейна, сплавлял плоты по Вятке, Каме и Волге. Одновременно легко освоил профессии слесаря и плотника.
Первое лето провел на Вятке. Несмотря на то, что работа была опасной, любил собирать багром в огромные кошели древесину, которую раз в неделю спускали с верховьев небольшой, но очень длинной речушки Шабанки. По вторникам в нее сбрасывали воду из пруда, и речка, мощно наполняясь водой, ошалело несла к Вятке лес, который местные лесорубы свозили на лошадях с лесоучастков и сбрасывали в ее русло. На всем протяжении Шабанки сплавщики сопровождали лес по берегу, направляя баграми бревна по течению и разбирая заторы.
Особенно нравилось Василию работать в затоне на пристани Армянской, где он, укрощая непослушные бревна, собирал их в кошели, или вязал плоты. Бывало, не раз соскальзывая с мокрых бревен в воду и оказываясь под плотами, он весело выныривал из-под них, пугая старших товарищей.
— Больно уж ты рисковый, парень, — сказал ему как-то бригадир, — не дай Бог, потонешь или башку тут разобьешь. Поезжай-ка ты, Василий, в Казань. Там бригаду на строительство дамбы набирают. Вот уж где твоя силушка пригодится. И риску, пожалуй, поменьше будет.
Так однажды Василий оказался в Казани на строительстве дамбы, он и здесь всех удивил своей могучей силой. Тяжелые тачки с землей, весом около 400 килограммов, он вкатывал на высокую насыпь легко, словно играючи, тогда как взрослые мужчины выбивались из сил.
Василий очень любил реку, да и работа ему нравилась. Наверное, поэтому, когда в октябре 1899 года его, как человека, знакомого с речным судоходством, призвали на действительную службу и сказали, что пойдет на флот, обрадовался. 16 февраля 1900 года он был зачислен матросом 7-го Балтийского флота, именно сюда набирали, в основном, вятских призывников. Служил юноша в Кронштадте, где получил престижную среди моряков специальность машиниста. По окончании Школы машинных квартирмейстеров дослужился до звания унтер-офицера. А к концу службы был повышен до звания машинного квартирмейстера 1-й статьи.
В 1902 году Бабушкина включили в состав команды, строившегося по российскому заказу во Франции броненосного крейсера «Баян».
Команда обживала судно, осваивала механизмы, а в свободное время изучала французский язык.
Вместе с Василием еще с Кронштадта служил в команде и его земляк Ефим Дряблов, уроженец деревни Акбатырево Малмыжского уезда. Обоих связывала тесная дружба. Сослуживцы сообща осваивали чужой язык, который особенно легко давался Василию, вместе ходили в увольнения, любили кино и цирк.
Однажды в одном из театров Тулона они оказались на цирковом представлении. На сцене какой-то атлет с нафабренными усами демонстрировал перед публикой силовой трюк. Пригласив из зала десять человек, черноусый красавец предлагал им сесть на стол, потом подлезал под него и… Вуаля!
Друзья, сидевшие рядом с Бабушкиным, то и дело поддразнивали его:
— Василий! Покажи им, французам, силушку нашу русскую! Ты и не такое можешь! Ну, давай, Вася, выходи!
Бабушкин, с интересом наблюдавший за происходящим, не заставил себя долго упрашивать и ринулся на сцену. Упорно уговаривал администратора позволить ему повторить номер. Наконец, тот сдался. Василий вышел к публике, поклонился и попросил еще четверых зрителей подняться на сцену и сесть на стол. Публика затихла.
Когда 23-летний русский матрос поднял на своей спине стол, на который едва поместились четырнадцать добровольцев, зал от восторга взорвался аплодисментами, к ногам полетели цветы, что Василия особенно смутило. Побежденный соперник тихо скрылся за кулисами, а смущенный вятский богатырь, растерявшись от столь бурного приема, все еще стоял перед восторженной публикой. «Он не знал, что делать, и несколько минут неподвижно стоял на сцене, глядя в зрительный зал карими глазами, молодой и наивный, с натужно-покрасневшим лицом», — так описал спортивный дебют Бабушкина в своем историческом романе «Цусима» писатель-маринист А.С. Новиков-Прибой.
«В последующие дни Бабушкин заточил себя в кубрике. – Пишет об этом случае Андрей Михайловский в своей приключенческой повести «Одинокий богатырь». – На портовых улицах, в матросских харчевнях говорили о страшной силе русского моряка. Бились об заклад, сколько человек его осилят. Женский пол, из тех, кто был в балагане на представлении, подсылали русскому красавцу надушенные послания. Чтобы прочесть их, Бабушкин засел усиленно зубрить словарик французских слов».
Француженки назначали ему свидания. Но встреч Василий избегал. Женщин опасался, а вина не пил. Причем, трезвенником оставался до конца своей жизни.
Между тем внешнеполитическая обстановка на Дальнем Востоке, делавшаяся день ото дня всё более напряжённой, требовала очередного усиления Тихоокеанской эскадры. В её состав предполагалось включить и крейсер «Баян».
Днём 25 июля 1903 года, удостоившись высочайшего императорского смотра, «Баян» снялся с якоря и вышел по назначению в Порт-Артур…
Многие из вас, наверное, читали книгу Степанова «Порт-Артур» и книгу Новикова-Прибоя «Цусима». Участником этих событий и стал наш земляк Василий Федорович Бабушкин.
Вот что писал о Василии Бабушкине его командир капитан второго ранга А.А. Попов в докладной записке в Главный Морской штаб, которую озаглавил «Подвиг Героя».
«Василий Бабушкин пришел на крейсере «Баянъ» в Порт-Артур в ноябре 1903 года и выдержал всю осаду, отличаясь все время замечательной храбростью. Не было смелого и опасного предприятия, в которое Бабушкин не вызвался бы охотником. Нужно ли было ночью ловить и выживать японских шпионов, сигналивших огнями, Бабушкин первый вызывается. Выбирают ли охотников на сторожевые паровые катера, которые должны были брать на абордаж японские брандеры, Бабушкин непременно в числе их.
Началась страдная пора Порт-Артура – ежедневные артиллерийские бомбардировки. Полыхали страшные пожары: то на судне, то в городе, то в порту, где они особенно велики были в масляных складах. При каждом тушении пожара во главе партии непременно Бабушкин, несмотря на то, что тушить приходилось под усиленной бомбардировкой артиллерии. Японцы, как только замечали дым или пламя, усиливали огонь. Начали японцы станки и орудия на укреплениях разбивать, Бабушкин опять, как хороший слесарь, стал добровольно вызываться на укрепления и чинить попорченное, работая под японскими выстрелами. Одним словом, Бабушкин принадлежит к тем людям, которым приказывать не надо, а которые сами все охотно делают».
Простой вятский парень, за храбрость и беззаветное служение Отечеству, за выдающиеся подвиги при обороне Порт-Артура был представлен к высоким наградам – боевые подвиги его отмечены Георгиевскими крестами всех четырех степеней. (на экране 7 крестов, из них 4 из рук государя)
Но и герои не застрахованы от неожиданной встречи со смертью. Незадолго до падения крепости Василий Бабушкин едва не погиб. Как-то утром он занимался ремонтом станка на укреплении № 3. Японцы продолжали упорно обстреливать крепость. И неожиданно рядом с Бабушкиным разорвался один из вражеских снарядов. Сразу восемнадцать осколочных ранений — две из них в голову и одна в спину — сразили Василия. Матрос упал почти замертво. Верный его друг Ефим Дряблов, не получивший ни царапины, потребовал носилки, чтобы отнести Василия в госпиталь. Солдат-санитар лишь покачал головой:
— По дороге в лазарет помрет. Дадим ему умереть на земле. Хоть и чужая, а земля.
— Такие, как он не помирают, — глухо отозвался Ефим, и заставил уложить на носилки безжизненное тело друга.
Бабушкин пролежал в лазарете долгих три месяца — до конца осады крепости. Он выжил чудом и благодаря стараниям докторов. Японской медицинской комиссией русский матрос-богатырь был признан негодным к военной службе. Доктора признали его безнадежным инвалидом и 22 марта 1905 года отправили на Родину на пароходе «Фридрих» вместе с другими инвалидами-защитниками Порт-Артура!
На пароходе, на котором бывшие защитники крепости возвращались домой, никто не сомневался в гибельном для России исходе морской битвы противников. Это злило Василия, хотя и понимал: он свое уже честно отвоевал. Но все равно было больно за флот, за Россию. Брала досада.
В Сингапуре Василий, видимо, рассчитывал пересесть на другой корабль, идущий в Россию. Но в этот же день случайно встретился с русским консулом Рудановским. От него он узнал, что к берегам Японии на усиление 2-й эскадры спешит еще одна русская эскадра – 3-я Тихоокеанская под командованием адмирала Н.И. Небогатова.
А эскадра под командованием вице-адмирала З.П. Рожественского поджидала эскадру Небогатова где-то в открытом море. Корабли должны были соединиться, чтобы вместе вступить в бой с японцами.
Получив по телеграфу требуемые сведения о месте возможного соединения кораблей, консул Рудановский растерялся. И на то была причина. Оставалось, казалось бы, сделать самое малое — срочно передать секретный пакет адмиралу Небогатову, в котором указывалось не только место встречи русских эскадр в открытом море, но и точные сведения продвижения неприятельских кораблей. Но как? За посольством неусыпно следили англичане.
« ….Попытка консула Рудановского совместно с Бабушкиным выйти в море ночью на пароходе не увенчалась успехом, — пишет в докладной записке А. Попов, — и англичане приставили к консульству двух часовых, запретив кому-либо ночью выходить в море. Тогда Бабушкин, несмотря на риск быть пойманным японцами, как шпион, вызвался доставить эти бумаги адмиралу Небогатову»..
В гостинице, где Бабушкин жил, для наблюдения за ним были приставлены полицейские. Рано утром Василий, надев белый китель и надвинув на лоб пробковый шлем, незаметно вышел через другой выход и направился к морю, где его уже ожидал паровой катер.
Три дня под палящим солнцем Василий и его экипаж, состоявший из француза лет тридцати пяти, который был агентом русского консульства, и молодого сухопарого индуса болтались в море на маленьком суденышке в ожидании эскадры Небогатова, определенного курса которой никто не знал.
Томительный дрейф вблизи островов, где и должны были пройти корабли, едва не закончился для русского матроса трагедией. Экипаж, измотанный тревогой и экваториальной жарой, взбунтовался.
Василий, еще не оправившийся от тяжелых ран, едва держался на ногах. На жаре вскрылись еще незажившие раны, от бессонницы, от постоянного смотрения на ярко освещенную воду и на горизонт в бинокль разболелись глаза. На исходе была питьевая вода.
К исходу третьего дня на горизонте неожиданно показались дымки эскадры, обрисовывались контуры мачт. Это была эскадра Небогатова.
Катер с индусом и французом вскоре ушел к берегу, но… без Бабушкина. Покоренный мужеством израненного матроса, адмирал не смог отказать ему в просьбе продолжить службу на корабле. Но прежде отправил обессилевшего Бабушкина в судовой лазарет долечиваться.
В событиях, наполненных исключительной драматичностью, матрос с крейсера «Баян» Василий Бабушкин оказался единственным человеком, проявившим редчайшую воинскую доблесть, благодаря которой две эскадры благополучно воссоединились. Впереди их ожидало страшное Цусимское сражение, вошедшее в мировую историю беспримерной трагедией русского флота.
Тяжело больной Бабушкин пролежал в судовом лазарете флагманского броненосца «Император Николай I» до самого сражения в Цусимском бою 14 мая 1905 года. Его, еще не оправившегося от осколочных ран, оставили в машинном отделении на передаче приказаний. Василий наблюдал за работой машин и лишь изредка поднимался на верхнюю палубу, чтобы наблюдать за ходом боя.
Когда на следующий день он узнал, что отряд из четырех русских броненосцев, окруженный превосходящими силами врага, был сдан контр-адмиралом Н.И. Небогатовым противнику, он готов был разорвать все вокруг себя. Кричал, ругался, стонал…
Сказать про книгу Новикова-Прибоя «Цусима».
«Цусима» написана на основе достоверных исторических фактов, в ней нет ни домыслов, ни вымыслов.
…Освободившись из японского плена, который длился почти девять месяцев, и, подлечившись в Петербургском госпитале, в числе немногих возвратился герой Порт-Артура и Цусимы домой, на родную Вятку. Вернулся, чтобы открыть новую, не менее яркую и драматичную страницу своей короткой жизни…
Дома, на берегу Вятки, в деревне Заструги, он еще долго залечивал свои раны, тело вновь наливалось силой. Много помогал отцу по хозяйству.
Свой пятистенный, добротный дом в Застругах на высоком, живописном берегу Вятки Василий построил перед женитьбой сам, таская на себе отборные сосновые бревна из леса. С будущей женой Катериной он познакомился после войны, вернувшись из японского плена.
Однажды кто-то из друзей пригласил его покоротать вечер на рыбалке в Малиновке, деревне, расположенной в трех верстах от Заструг. Места там и сегодня дивные – вокруг нехоженые лиственные леса, речка, пруд. И тишина чистая, хрустальная, которая надолго западает в душу. На этом-то пруду он и встретил свою будущую жену, шедшую навстречу с ведрами на коромысле. Высокая, румяная, с пышной косой ниже пояса, она словно только что сошла со знаменитых кустодиевских картин.
Навсегда осев на берегу и, конечно, не без горечи осознавая, что с морем пришлось расстаться, бывший военный моряк стал задумываться о своем будущем. Понимал, что жизнь, что бы там ни было, продолжается. Он был молод, умен, объездил полмира, много повидал, пережил, да и силы постепенно возвращались. Бабушкин обретал прежнюю форму. Несмотря на богатырское сложение, ходил он легко, очень быстро бегал, легко обгонял бегущую галопом лошадь.
Одевался Василий Федорович чисто, по моде. На голове носил картуз, обувался в дорогие хромовые сапоги, любил ходить в белой рубахе-косоворотке с поясом, а поверх нее черный жилет и легкая поддевка, какую носили богатые купцы. С лихо закрученными усами, круглолицый и наголо бритой головой, он был потрясающе притягателен. «Наш Кавалер» — с гордостью, уважительно называли Василия Федоровича за глаза земляки.
В свободное время Бабушкин, как говорили односельчане, «занимался баловством», развлекая и старых, и малых. Но большей частью это были истории о том, как он вставал на защиту слабого.
Например, такой случай, который потом оброс забавными небылицами. В Заструги по приказу начальства приехал урядник. Требуя от одного из застружских крестьян оплаты подати, он зло орал на него, да так, что слышно было на всю улицу. Денег у несчастного должника не было и он, растерянный, испуганный, бормотал в страхе только одно: «Детей кормить нечем, нету у нас денег…» Урядник и слушать его не хотел, не унимался.
На крики, доносившиеся из избенки, сбежались мужики, остановился и проходивший мимо Бабушкин. Он зашел в дом, взял урядника за ворот, поднял до потолка и резко опустил на пол. Тот долго не мог подняться с пола и отдышаться. Тем временем Бабушкин вышел во двор, связал урядниковой лошади ноги и закинул ее, как овцу, на сарай. Потом зашел в избу, и, нахмурив брови, строго спросил: «Чья это лошадь на сеновале ест сено?». Все повыскакивали во двор, а там и в самом деле – лошадь на сарае! «Сними!» — попросил кто-то. Василий вернул лошадь на место.
А, когда Василий Бабушкин после долгих раздумий решил также стать профессиональным борцом, находчивые антрепренеры, хозяева чемпионатов и директора цирков начали приглашать его на гастроли буквально нарасхват. А некоторые, наиболее ушлые и хитрые дельцы от спорта, стали выдавать Бабушкина за прославленного чемпиона. Понятно, как заманчиво было за неимением под рукой настоящего Ивана Поддубного, выдавать за него другого артиста. Но Василий Бабушкин с такими дела не имел.
В цирковых номерах, часть из которых была смертельной, ему не было равных. Зрители очень любили артиста из Вятки, и в первую очередь потому, что ни один из его номеров не был построен на обмане. Прославившийся морскими подвигами богатырь, будто нитки, разрывал якорные цепи. На его голове и груди кувалдой разбивали кирпичи, и даже камни. В его зубах публика гнула двутавровую семидюймовую балку. Его руки не могли растянуть в стороны 40 человек или четыре лошади. Брал рельсу и легко закручивал ее в спираль, и также легко затем раскручивал.
Силой этого человека можно восхищаться бесконечно, как бесконечно можно восхищаться его храбростью, беспредельной любовью к людям и патриотизмом, как бы это понятие ныне затаскано ни было. В трудные после гражданской войны годы, когда в стране царили хаос, разруха и голод, Василий Федорович часто помогал беженцам и голодающим деньгами, вырученными на гастролях. Так, в музее хранятся несколько документов, подтверждающих участие вятского богатыря в благотворительности. К примеру, «удостоверение», датированное 1920 годом, гласит, что В.Ф. Бабушкин, будучи на гастролях в городе Сарапуле, перечислил 70 тысяч рублей в пользу пострадавших от наступления белополяков.
Погиб легендарный герой Порт-Артура и Цусимы при загадочных обстоятельствах, детали которой до сих пор не установлены. В ту роковую ночь с 16 на 17 октября 1924 года он был убит двумя выстрелами из револьвера. Сделал это его молодой подручный, нанявшийся к Бабушкину буквально недели за две до трагедии.
Человек, объездивший полсвета, нашел приют на родной земле. На 47-м году жизни. Он похоронен в Вятских Полянах, на этом настояла его любимая сестра Наталия. Его могилу на старом кладбище, заросшем черемушником, березами и липами, ежегодно посещают сотни людей. Надгробие с якорем и бескозыркой, где на черной ленте навеки запечатлено — «Баян», хорошо видно с дороги, на могиле всегда цветы. От земляков. От моряков. Легендарному земляку, который, как написано на надгробии:
«Не царскую власть – Русь, Отчизну спасал
И там в Порт-Артуре у грота
Ты кровью свой подвиг навеки вписал
В историю Русского флота».
